Этот рассказ-быль я посвящаю моим родителям Василию Дмитриевичу, погибшему на фронте в 1942 году, и Евдокии Егоровне, труженице тыла, награждённой указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июня 1945 года медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (AM №232375). От имени Президиума Верховного Совета СССР медаль вручена 15 октября
На лицевой стороне медали профиль Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина и слова:
НАШЕ ДЕЛО ПРАВОЕ МЫ ПОБЕДИЛИ
На обратной стороне медали:
ЗА ДОБЛЕСТНЫЙ ТРУД В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941–
Геннадий Кокулин
Последнее письмо
Это последнее письмо отца с фронта, как и все предыдущие, мне прочесть уже не удалось. Мама их увязывала в косынку, перечитывала по многу раз, обливаясь слезами. Или просила прочитать кого-нибудь из детей. Письма были написаны химическим карандашом, так что от пролитых слёз буквы расплылись и превратились в едва различимые знаки. При переезде в конце сороковых годов из Кировской области в город Бердск, где жили мамины братья, письма затерялись. Об их содержании я узнал только по воспоминаниям матери.
Отец ушел на фронт в первые же дни войны. Мне в ту пору было чуть больше года, поэтому я не помню его совсем. А узнать очень хотелось, каким он был. У нас осталась только одна маленькая фотография, сделанная в день отправки с призывного пункта. На нём телогрейка, застёгнутая на все пуговицы, пёстрый шарфик. Взгляд прищуренный и сосредоточенный. Складка губ мужественная и решительная. Мне удалось увеличить эту фотографию, и теперь она в рамочке всегда перед моими глазами. Изображение не очень чёткое, но она мне дорога и стоит рядом с фотографией матери.
Пока мама была жива, я иногда расспрашивал её об отце. Я видел, как трудно ей было вспоминать. Она долго перебирала натруженные пальцы, поправляла рано поседевшие волосы, будто ждала возвращения Василия. Слёзы катились у неё по щекам. Она вытирала их кончиками платка и долго не могла собраться с мыслями. Я садился рядом, обнимал её за плечи, прижимал её седую голову к своей груди, смахивал ладонью её тихие бесконечные слёзы.
Когда отец ушёл на фронт, ему было тридцать два года, маме тридцать один. У неё на руках остались четверо детей, мал мала меньше: первенцу исполнилось только семь лет. Как было ей, колхознице, доярке, справиться с такой работой! Забегая вперёд, скажу: она всех вырастила, выучила и воспитала. Благодаря заботе и помощи советской власти все четверо получили образование, кто какое хотел — от технического до высшего. Никто из нас не свернул на кривую дорожку, каждый достойно прошёл свой жизненный путь.
По рассказам матери, отец был среднего роста, крепок и жилист. Любая работа в колхозе и по дому была ему по плечу. Он был трудолюбив и уважаем в колхозе — работал кузнецом. Видимо, кузница его сделала молчаливым, но по праздникам он был весел и отчаянный плясун. Выйдет, бывало, на круг, притопывает, прихлопывает, а всё невпопад. Гармошка одно, а он выделывает свои кренделя. Бабы и девчата смеются, а он только смеётся и пот вытирает с лица. При этих воспоминаниях мама переставала плакать, как-то вся светлела и только качала головой.
Больше всего в жизни он любил свою Дуню (так он звал маму Евдокию) и детей. Станет, бывало, на четвереньки, все четверо взгромоздятся на него — смех, визг, шум, возня. Погладит всех по головке и пойдёт заниматься по хозяйству.
Выбрал он Дуню за её трудолюбие и пригожую девичесть. Как-то на вечёрке в соседней деревне с братом Иваном (он был младше на два года) встретили подруг Дуню и Анюту. Увели с круга и просидели с ними почти до рассвета возле их дома под липами. И распрощались с той поры с холостяцкой жизнью. Рожали детей, сколько бог пошлёт. У Василия вот четверо, у Ивана трое. Жизнь к концу тридцатых уже вовсю налаживалась. Жили трудом и надеждами. Отец с мужиками на красивом возвышенном месте поставил дом. Простору хватало всем. Тут же возилась с детишками отцова мать Ефросинья Матвеевна, бабушка необыкновенной ласки и доброты. «Вот подрастут дети, — говорил отец, — будут нам помощниками, вырастим да выучим их, время настало такое, грамота всем понадобится».
Мечтали, строили планы — да опрокинула всё война.
«Дорогая моя Дуня, — писал отец с фронта, — береги детей. Трудно тебе, надо крепиться, вернусь, опять будем все вместе и заживём счастливой жизнью».
Мама хорошо помнила, как он писал из госпиталя. Это было осенью сорок первого. Отец был ранен. Восстанавливался глубоко в тылу, а где именно, она не знает. Много раз я собирался навести справки, да так и не собрался.
Отец, слава богу, поправился, и в начале сорок второго его снова отправили на фронт. Письма писал редко, но всё об одном и том же: расспрашивал о здоровье, о детях, о колхозных делах.
Возвращаюсь к последнему письму.
«Дорогая моя Дуня, чувствую себя хорошо, нога уже не болит, письма часто писать не могу. Как твоё здоровье, не болеет ли мамаша, детишки, наверное, подросли, как хочется всех обнять. Не плачьте и ждите меня. Сообщаю, что недавно встретил Ивана».
По словам матери, это было так или примерно так. Однажды после тяжёлого боя вечером прошла перекличка.
— Кокоулин Василий Дмитриевич, — выкрикнул командир.
— Здесь. Живой, — отозвался отец.
Ещё десяток-другой фамилий и имён. И вот он услышал:
— Кокоулин Иван Дмитриевич. — У отца захолонуло сердце. Неужели брат Иван? Дальше он уже ничего не слышал, думал только о том чтоб увидеть этого Ивана Дмитриевича. По окончании переклички отец обратился к командиру. И вот братья встретились! Уставшие,
обросшие щетиной, продрогшие на морозе. Всё же узнали друг друга.
— Иван!
— Василий!
Бросились друг к другу, обнялись. Так простояли целую минуту. Командир разрешил ночевать им вместе. Постелили одну шинель, другой укрылись и так провели всю ночь, вспоминая военные дни, мирную жизнь, своих любимых жён, детей, матерей, свой колхоз, родные места...
— А помнишь, Иван...
— А помнишь, Василий... — И только к утру задремали, прижавшись друг к другу.
Это было его последнее письмо.
Зимой сорок второго года почтальон принёс в деревню две печальные вести. Братья Иван и Василий погибли, так и не исполнив своего обещания вернуться к своим семьям, дороже которых у них не было ничего.
Я не в силах передать, пусть сам читатель представит себе тот ужас, который охватил женщин при получении такого известия. В этот трагический день дорогая Дуня и дорогая Анюта навсегда потеряли надежду вернуть своё былое семейное счастье.
«Дорогая моя Дуня, — писал отец с фронта, — береги детей. Трудно тебе, надо крепиться, вернусь, опять будем все вместе и заживём счастливой жизнью».
Мама хорошо помнила, как он писал из госпиталя. Это было осенью сорок первого. Отец был ранен. Восстанавливался глубоко в тылу, а где именно, она не знает. Много раз я собирался навести справки, да так и не собрался.
Отец, слава богу, поправился, и в начале сорок второго его снова отправили на фронт. Письма писал редко, но всё об одном и том же: расспрашивал о здоровье, о детях, о колхозных делах.
Возвращаюсь к последнему письму.
«Дорогая моя Дуня, чувствую себя хорошо, нога уже не болит, письма часто писать не могу. Как твоё здоровье, не болеет ли мамаша, детишки, наверное, подросли, как хочется всех обнять. Не плачьте и ждите меня. Сообщаю, что недавно встретил Ивана».
По словам матери, это было так или примерно так. Однажды после тяжёлого боя вечером прошла перекличка.
— Кокоулин Василий Дмитриевич, — выкрикнул командир.
— Здесь. Живой, — отозвался отец.
Ещё десяток-другой фамилий и имён. И вот он услышал:
— Кокоулин Иван Дмитриевич. — У отца захолонуло сердце. Неужели брат Иван? Дальше он уже ничего не слышал, думал только о том, чтобы увидеть этого Ивана Дмитриевича. По окончании переклички отец обратился к командиру. И вот братья встретились! Уставшие, обросшие щетиной, продрогшие на морозе. Всё же узнали друг друга.
— Иван!
— Василий!
Бросились друг к другу, обнялись. Так простояли целую минуту. Командир разрешил ночевать им вместе. Постелили одну шинель, другой укрылись и так провели всю ночь, вспоминая военные дни, мирную жизнь, своих любимых жён, детей, матерей, свой колхоз, родные места...
— А помнишь, Иван...
— А помнишь, Василий... — И только к утру задремали, прижавшись друг к другу.
Это было его последнее письмо.
Зимой сорок второго года почтальон принёс в деревню две печальные вести. Братья Иван и Василий погибли, так и не исполнив своего обещания вернуться к своим семьям, дороже которых у них не было ничего.
Я не в силах передать, пусть сам читатель представит себе тот ужас, который охватил женщин при получении такого известия. В этот трагический день дорогая Дуня и дорогая Анюта навсегда потеряли надежду вернуть своё былое семейное счастье.
Геннадий Кокоулин, ветеран труда, пос, Краснообск